Критика картины Репина "Иван Грозный и сын его Иван"

Мне видится, что любая картина, от детской каракули до шедевра, приведенного выше на века, индивидуальны. Они также имеют различные значимости, как и многое в этом мире, для одного ценно одно, для другого -другое. Только в первом случае ценность рисунок имеет для узкого круга людей, вот втором же, не преувеличу, для большей части мира. Подходить к работе, которая доставляет эстетическое удовольствие огромному пласту людей десятилетиями, со своей личностной рамкой и пытаться ее запихнуть под свое видение по меньшей мере - наивно. Хотя, подозреваю, тема скорее была создана в качестве троллинга.

Послушать вас, так все жертвы автомобильных аварий в предвидении недалекого будущего, всегда должны быть одеты во все черное...
)))
Люблю Репина.
Один из первейших художников России, на мой взгляд.
Остался под впечатлением, рассматривая около получаса эту картину в Третьяковской галерее.
Он - создатель, творец.
А ваш комментарий какой цели служит?
Убедить зрителя, что Репин где-то "не дотянул", ошибся, был в корне не прав?

Очень часто люди подчиняются заданности, которую им сообщает название картины. И как бы одевают «сюжетные очки». На картине один человек прижимает к сердцу другого, но оказывается он его не прижимает, а убивает. Тот, который обнимает, в черном, а которого обнимают в розовом кафтане и зеленых сапожках. Они полулежат на коврах. У человека в розовом кафтане совершенно инфантильное лицо, человек в черном прижимает к себе его раненую голову, целует ее, пытаясь руками закрыть рану и остановить кровотечение. Должно быть, человек в розовом кафтане и инфантильным лицом это больной, похоже слабоумный, ударился головой о сундук, и тот, который в черном, его отец, вскочил, опрокинув кресло, и обнимает любимого сына. Мы видим обезумевшего от горя отца. Однако почему-то впечатления это не производит. Почему? Если отрешиться от сюжета, а смотреть на построение картины, на живописные элементы, то мы видим, что весь центр картины занимает большое розовое пятно, его много, кафтан царевича, и оно находится на фоне теплых ковров.
Большая масса розового цвета на теплом коричневом фоне вызывает чувство уюта, покоя, даже нежности. А это главное цветовое решение всей картины, таков ее колорит и он не соответствует заявленной сверхзадаче. Подумать только: «Как так, отец убивает сына? Какой страшный конфликт. Трагедия. Какие должны быть контрасты, выражающие состояние дикой ненависти, столкновение двух людей». Но у нас здесь этого ничего нет. Человек с инфантильным лицом и в розовом наряде не может быть противоборствующей стороной.
Отец обнимает сына, какое же это столкновение? Вроде бы трагедия в лице отца, но наряду с лицом, художник тщательно и любовно выписывает изумрудного цвета сапог на первом плане, золотые узоры и гвоздики, и также тщательно изображает узоры на коврах, так что лицо уходит на второй план. А это недопустимо, потому что лицо человека и сапог несоизмеримы по своей значимости. В этом талант художника, видеть, что главное в образе, а не в бездумном фотографическом изображении материи, как таковой.
(Если бы Иван Грозный обнимал Шамаханскую царицу в розовых одеждах, это была бы хорошая любовная картина. Старик, сгорая от вожделения, в нетерпении вскочил с трона, опрокинув его, отбросил посох, и на персидских коврах прижимает к сердцу младую деву. Все бы работало на образ. С таким же успехом он мог бы обнимать «Девочку с персиками» в розовой блузке. Это был бы любящий дедушка, обнимающий внучку. Если бы в розовых одеждах царевича были бы резкие тени, контрасты, разная интенсивность освещения, где-то всполохи цвета, как у Эль Греко, где-то приглушенность, это сразу бы сообщило драматизм изображению. Но ничего этого нет. Мы смотрим на бессмысленное розовое пятно в центре картины, и никакой трагедии не переживаем. Сочувствуем тому, что молодой человек ударился об угол сундука до крови, и любящий отец прижимает его голову к сердцу. Никто никого не убивает в картине. Можно сказать, что сын в припадке эпилепсии разбил себе голову, и обезумевший от горя отец прижимает его к своей груди.)
Очень устойчивы вертикали стены, изразцы, очень устойчива, основательна и домовита печь вся в завитушка. Все стоит прямо, вертикально, ничто не рушится, нет катастрофы. От художника зависит в каком ракурсе дать ту же печь, какие контрасты, освещение ей придать, чтобы возникло ощущение катастрофы. У Репина бездумная констатация факта, "материя как таковая"
Невозможно представить себе царевича Алексея, в картине Ге «Царь Петр допрашивает царевича Алексея», в розовых одеждах. Вертикальное положение царевича и концентрация черного цвета, сообщают ему силу и монументальность. И Петр не может пробить этот столб, он «бьется об него головой», но ничего не может сделать. Более того, Петр снизу вверх смотрит на сына. В фигуре Петра, хотя он и сидит, некое винтовое движение, он почти бежит от сына. Именно от него, а не «наезжает» на него, он уступает сыну. Здесь столкновение статики, Алексей, и динамики, Петр. Причем динамика слабее статики. И если бы не опущенные руки, и взгляд внутрь себя, то царевич был бы очень грозной силой. Если бы Алексей смотрел на отца (сверху вниз), они бы поменялись местами функционально, он был бы допрашивающей стороной. Здесь налицо конфликт. И здесь оправданы пыльные, черные сапоги Петра, (инородные всей окружающей роскоши), это путь, движение, и эти сапоги растопчут все на своем пути, в том числе и сына. Хотя на самом деле Петр как пропеллер готов бежать от сына, движение "пропеллера" направлено от Алексея, а не на него.Тогда бы был больший конфликт. Петр уступает сыну, почти бежит от него. Если бы царевич был в розовых одеждах, этот конфликт исчез бы начисто. Функция розового цвета в большом количестве это радость. И если человек, глядя на розовое, говорит о трагедии, он обманывает самого себя. Все равно как если бы о мажорной музыке мы говорили, что это глубокий минор.